Вернуться в 1994 год

1993

Предыдущая статья

 

Следующая статья

1995

Музыкальная гостиная "Европы Плюс"
Не нужно быть добрым или недобрым...

С нетребующим специального представления Борисом Гребенщиковым беседует ведущий музыкальной гостиной Андрей Лебедев.

- Борис, ты у нас даже не гость, ты как свой здесь, как член нашего коллектива. И мы гордимся этим.

- Спасибо, мне это приятно.

- Итак, мы представляем твою работу "Кострома мон амур". Несколько слов, Борис, что это такое, откуда взялось название и общая концепция альбома.

- Этот альбом, как и "Русский альбом", точно также появился во время наших скитаний по России, и уже не только по России, потому что часть песен была написана в самых диких местах земного шара. И я очень обрадовался, когда понял, что набирается много новых песен и все они входят в общий альбом, все они однородны, то есть они все об одном. Вот "Русский альбом" - это была печальная жизнь России, та грань, от которой сердцу мутно и плохо и крутит. А это та грань, которая в России всегда была не очень видна последние несколько лет, а теперь, мне кажется, она появляется опять. От этого мне очень хорошо.

- Борис, представляя пластинку, представь людей, кто работал над ней вместе с тобой.

- Это тот "Аквариум", который есть сейчас, с которым я испытываю счастье играть уже полтора года. Саша Титов - на басу, Леша Разан - на барабане, Андрей Вихрев - на всем, что стучит, во все, что может стучать и колотить, на всем экзотическом. Олег Сакмаров, он же - дед Василий, он же - "Терминатор-4", он же - "рабыня секса", он же - "казанский зверь" и так далее. У него масса титулов. Он играет на всем духовом и клавишном. И Алексей Павлович Зубарев играет на гитаре. Наш старинный оператор Олег Гончаров делал аранжировки русских народных инструментов на "Московской Октябрьской". И девушки из группы "Яблоко" пели на "Русской "Нирване" и на "Гертруде".

- Давеча ты сказал, что предыдущий альбом был, если не в минорном ключе, то он был грустный по содержанию.

- Он был муторный, так как жизнь была такой, и все состояние России.

- Значит, сейчас в тебе появился оптимизм?

- Нет, упаси Господи. Мы столько проездили и со старым составом группы, и с новым. И я не видел повода для пессимизма. Правда, для оптимизма тоже. Я видел везде нормальных людей и абсолютно нормальную жизнь, которую не затрагивает та базарная брехня, вылезающая на поверхность. Я имею в виду телевидение, газеты.

- Как-то, в одном неплохом фильме, снятом в 60-е годы, когда еще культивировалось отношение к революции, как к чему-то романтическому, большевик, попадающий в банду анархистов, тоже выдает себя за анархиста и глумится над ними. И, вступив в полемику с главным из них, он говорит о будущем, как они его себе представляют. И один говорит: "Будет хорошо, когда будут ходить много женщин и будут ходить свободные кони". Как, Борис, будет хорошо, когда будет ходить много свободных женщин?

- Я имел в виду, что не только женщины, а мы все должны быть свободны. И в своей собственной глупости в первую очередь. И хочется этого. С другой стороны, все-таки, поживешь и понимаешь, что всем скопом не войдешь ни в рай, ни в коммунизм, ни в свободу. Как-то раз Саша Кайдановский потряс документальной историей. Он готовился к фильму об Иване Грозном, собирал материалы и, в частности, рассказывал о переписке Ивана Грозного с тогдашней королевой Англии. Она ему пишет: "Дорогой брат, у меня парламент бушует". Он пишет: "Дорогая сестра, отруби головы 90%, остальные 10% одумаются и будут делать то, что тебе надо". Существует некоторая разница в подходах. Я боюсь, что в этом и есть наша история, и самое смешное, что начал говорить о другом, а пришли в плотную к этой песне. Как раз после проклятого 4-го октября мне плохо было, и я, чтобы это из себя вывести, на гитарке что-то играл, и слова появлялись, и я к кому-то пришел, взял линейку и измерил Россию. Получилось по карте 8 тысяч 200 верст. В основном - лагеря. И, в общем-то, все хорошо, но у нас при полной возможности, чтобы у нас было все, получается, что мы сами этого не хотим.

- Еще одна песня нового альбома "Кострома мон амур" моему сердцу мила, хотя точно не знаю, о чем она. Точно знаю, что про все, а про что именно... У этой песни дико странная история. Ее большая часть написана в Тель-Авиве. Я приехал в Тель-Авив на какой-то концерт и сижу в номере. Выходить в город не хочется, тоскливо и вообще ничего не хочется. Я сижу и, чтобы справиться с одолевающим меня мрачным настроением, изучаю "Путеводитель по Волге" 1907 года издания. Просидел часа три, пока меня за руки не вытащили. И там, на берегу Средиземного моря, и была написана большая часть песни, а закончена где-то уже на берегах Волги.

- Пол Маккартни один из своих альбомов записал в Лагасе, в Нигерии. Музыкантам лучше работается за рубежом, или я не прав?

- Это не имеет никакого отношения к процессу написания песен. Один раз я потешался над способностью одного моего знакомого, Сэна Джона Джулиана, писать песни только в горах, в Швейцарии. Я говорил, что он с таким же успехом может уехать в деревню - десять минут езды от Нью-Йорка - и нормально. Это так же далеко от человеческого рода, как и Швейцария. И следующую песню он написал в деревне. Потому что дом - все: и Лондон, в какой-то степени, Кострома - в большей степени дом, Санкт-Петербург - еще в большей степени.

- Чем для тебя определяется понятие дом? Наличием друзей?

- Нет. Наличием ощущения внутреннего спокойствия и комфорта. Я не имею в виду мягкую мебель. Просто, когда мне спокойно, в этом месте и свободно. И что мне дико печально, так это то, что на западе я везде чувствую себя свободно. А в родной и любимой стране, кроме которой я не видел ничего в течение 35 лет, у меня такое чувство, что сейчас на меня кто-то наедет.

- Так так оно и есть.

- Это чудовищно неприятно. Это ведь наш дом. И почему мы так сделали, что в своем собственном доме чувствуем себя дико неуютно. Такое чувство, что мы поссорились со всеми соседями по коммунальной квартире. И находимся в состоянии войны.

- Давид Беккер, известный гитарист, сказал, что не любит писаться дома, в Лос-Анджелесе, потому что, когда он уезжает куда-то, то у него только номер в гостинице и студия, где он общается только со звукорежиссером. Он полностью сосредотачивается на работе. Его ничего не отвлекает.

- Это я понимаю. Хотя дома тоже можно запереться в той же студии со звукорежиссером.

- А как же соблазн выйти из студии? Это ведь подводная лодка.

- Нет возможности выйти из студии.

- Работа держит?

- Просто не хочется. Были такие моменты, когда из студии выходить не хотелось вовсе. Если бы была возможность не выходить 24 часа, я бы не выходил. Но это относится к записи песен. Что касается писания песен, то тут нет рецепта. Где тебя прихватит "эта штука", там и нужно писать. Ведь молния может попасть где угодно, а процесс писания песен очень схож с тем, что в тебя попадает молния. Вдруг то, что еще секунду назад казалось принадлежащим разным мирам, объединяется и дает электрическую искру. И понимаешь, что тут сложилось что-то красивое. Как будто ты беременный "этой штукой" и она в тебе раскручивается, раскручивается, пока не дойдет до размера и принципа песни. Затем остается с ней что-то сделать.

- Мне страшно нравится песня "Бурлак" с "Русского альбома". Когда-то, в школе, нас водили в Русский музей, показывали картины русских художников. Тебе никогда не хотелось озвучить эти картины.

- Все песни, которые мы поем, озвучивают эти картины. Так как тот же Степан Разин - это легенда на картинах, но реально Разин - это явление нашей жизни. У нас сознание такое.

- Правда, Разин бандит был.

- Да мы тоже ничего.

- Но русские сказки у тебя недобрые.

- Ох, не люблю я слово "добрые". Оно подразумевает что-то другое. Где добрый, там и злой. Всегда получается враг. Там, где все правильно, не нужно быть добрым или недобрым. Ты, естественно, поступаешь правильно. Ведь правильно - это больше, чем добрый. Можно быть очень добрым и делать много зла. Я очень рад, что когда люди слушают песню "Звездочка", то говорят, особенно бабы, - это про меня. Хотя песня не добрая и не злая.

- Я не призываю тебя быть проповедником. У тебя была бы большая аудитория. Не должен ли ты...

- Я никак этого не должен по той причине, что я этого не приемлю. Я не знаю, как надо. У меня для себя самого есть наработанные техники, которые мне иногда помогают. Если я начну эти техники навязывать другим, то очень много людей может сломаться, так как люди все разные по темпераменту, по складу. Я не помню, чтобы мы за последние 20 лет кому-либо давали рецепты. "Ребята, делайте вот так, и все будет хорошо". Мы не призывали ни к плохому, ни к хорошему, может быть, поэтому мы и существуем. Мы говорим: "Дело обстоит вот так, и если вы хотите для себя понять, что это такое". Мы не считаем, что мы правы, что мы умные или добрые. Просто я знаю, что есть что-то, что превосходят все наши идеи, и это что-то находится за пределами идей. Хоть как это называй: Бог, состояние ума Будды, что-то еще. Это что-то, с одной стороны - вне нас, но с другой - в нас. Если бы этого в нас не было, мы бы этого не заметили.

 

"?????" (1994г)
Статья сохранена Борисом Сагайдаком


Вернуться в 1994 год

1993

Предыдущая статья

 

Следующая статья

1995