Борис Гребенщиков не любит петь старые песни

Проехав всю Россию, рок-гуру записывает новый альбом

- Как будет называться ваш новый диск?

- Об этом еще рано говорить, работа только началась. Перед этим я со своими музыкантами проехал всю страну - от Владивостока до Кенигсберга. Эти впечатления надо еще как следует переварить и осмыслить. Это серьезная работа.

- Можно ли сегодня всерьез говорить о русском роке?

- Все вернулось на круги своя, и прежде всего свирепствует... цензура. Да, да, не удивляйтесь: по самому пошлому принципу - кто платит, тот и заказывает музыку. А сословие "толстых кошельков", во-первых, невежественно и, во-вторых, выросло из всего советского. С сегодняшним роком меня примиряет лишь то, что качество игры наших музыкантов возросло. Однако знакомство с мировой культурой для них считается не только не обязательным, но просто вредным. Так что я и мои соратники опять попали в положение отщепенцев. И это нас радует.

- Неужели в ту эпоху вам было комфортно жить?

- Я вообще-то легко приспосабливаюсь к обстоятельствам. Но довольно скоро что-то начинает меня побуждать к поступкам, которые разрушают то, к чему я приспособился. Любая попытка быть нормальными в ненормальном мире воспринимается этим миром как отклонение от нормы. В 80-м меня выгнали из университета и комсомола за "неадекватное" выступление на фестивале в Тбилиси. Нам инкриминировали безобразный текст и музыку, а то, что я выступал в пиджаке и галстуке, расценили как "издевательство" и неуважение к советской власти. Но зато я пополнил собой институт сторожей и дворников, превратив "подпольную" музыкальную деятельность в настоящую профессию.

- В конце 80-х вы восприняли популярность как долгожданную победу?

- Я тогда чуть не пропал - был совершенно не готов к такому вниманию. Но я даже не успел порадоваться собственной "звездности". Меня спасло то, что я получил предложение поехать в Америку, чтобы записать альбом с фирмой CBS. Естественно, все бросил, рванул и... опять очутился в положении, когда все надо начинать с начала. С тех пор живу по схеме: надо всегда хотеть начать с нуля.

- Сколько вы пробыли в Америке?

- Полгода. Записал пластинку, сказал: "Знаете, ребята, не могу я жить в вашей провинции, меня в Англии ждут". Чем сильно испортил себе репутацию в Америке. Год я прожил в Англии, пи-сал песни впрок. Я же воспитывался на "Битлз", мечтал проникнуть в английский рок изнутри.

- Вы довольно много рассказывали о своих религиозных исканиях - от православия до буддизма. Каковы сейчас ваши взаимоотношения с религией?

- На мой взгляд, принадлежность к той или иной религии - это ярлык. Человек представляет себе, каким должен быть мир, и пытается прийти к этому идеалу через ту или иную религию. Кто-то из древних китайцев сказал, что религия - это университет любви. Но каждый университет положено оканчивать и сдавать экзамен, получать диплом и жить нормальной жизнью. В бога надо не только верить, но всегда быть с ним одним целым. Последнее время я перевожу с английского языка "Тибетский трактат о буддизме".

- Вы не только переводите с английского, но и поете на этом языке. Почему, по-вашему, в советское время запрещали английский рок, но разрешали французских шансонье?

- У французов много печали, драмы, социальных моментов - это подходило нашим идеологам. Кроме того, единственный дозволенный нам в то время протест - завести на стороне роман - был близок французскому духу. Наше сходство с французским шансоном: помучаемся красиво, в этом и заключается жизнь. А в англоязычной поп-музыке никогда не было драмы, один бьющий через край оптимизм.

- Ваша любовь к Англии неизменна?

- И я, и моя дочь Василиса считаем, что Лондон - лучшее место в мире. Я там долго жил, часто приезжаю туда работать, но я освободился от этого города. Это не значит "разочаровался". Просто я понял, что человек всю свою жизнь ищет Эльдорадо, Эдемский сад или живет химерой, что где-то существует земля обетованная. Лондон был для меня такой иллюзией долгое время. Но сегодня, по-моему, вместо того чтобы жить в Ижевске и мечтать о Париже, надо ехать в Париж и жить там, пока не убедишься, что Париж - тот же Ижевск.

- Нет ли в этом ответе некоторого снобизма: ведь то, что доступно вам, для других нереально?

- Для здорового человека, где бы он ни жил, доступно все. "Неделание" свидетельствует о недостаточном желании или страхе потерять привычное. От вечной тоски по недоступному излечи-вают только собственные впечатления и личный опыт. Жизнь любого человека - самоосвобождение от очередной идеи, от идеала, от мечты. В конце концов наступает момент, когда рваться больше некуда. Тогда мир перестает делиться на клетки. Сегодня у меня нет времени застревать в других странах. В нашей стране слишком много городов, где нас ждут и хотят слышать. Мне легче жить в России: работать, отдыхать, уезжать и приезжать. Иног-да я даже не успеваю распаковать чемодан.

- Солженицын советовал ничего с собой не брать в дорогу, кроме знаний. В чем заключается ваше знание?

- В определенном отношении к миру. Я стараюсь не забыть взять с собой свое мироощущение. Именно благодаря ему у меня получается то, что получается: я ведь обыкновенный средний человек, не умеющий толком ни петь, ни сочинять, ни играть на гитаре. Но, в отличие от большинства моих коллег, я - взвешенный человек, во мне нет душевного надлома.

- Какой период в вашей жизни был самым "взвешенным", то есть счастливым?

- Я был счастлив, когда был невежествен. Чем дальше, тем несчастней, тем больше муча себя и своих музыкантов. Член моей группы говорят: "Слушай, ведь раньше было просто, легко". Но, хотя вопрос о том, чтобы yйти, стоит передо мной очень остро, я не могу себе этого позволить. Мои музыканты для того, чтобы нормально жить, должны каждый месяц давать по 6-10 концертов.

- Ваши песни узнают по первым строкам, первым нотам. Bас это радует?

- Слушатели должны не узнавать, а удивляться. Если узнаю значит, я попал в колею эcтpaдной музыки. Я очень не люблю петь старые песни: на любовь могу ответить только чем-то новым. Поэтому так часто расстаюсь музыкантами. Мне этого не прощают.

- Вас волнует будущее России? Не пытаются ли вас привлечь сторонники какой-нибудь партии?

- Бедлам продолжается в России так много сотен лет, что это стало национальной чертой. И обозримом будущем лучше не станет. Тот, кто хочет стать лучше, должен надеяться только на себя. Мне кажется, это разумно: там, где рывок вперед делает все общество, оно начинает разлагаться. Выходит, в нашем отставании от так называемой цивилизации не все так плохо. Меня самого никогда не приглашали политику, виной тому - моя репутация скандалиста. А если б позвали, я бы лучше уехал в Tибет жить в пещере.

Беседовала Виктория ГАНЧИКОВА
"Общая газета", № 27 (8-14 / VI 1999)
Статья из архива Павла Северова