Любое общение с Борисом Гребенщиковым напоминает попытки контакта со светящимся шаром: красиво, но абсолютно непонятно, за что зацепиться. Похоже, он постоянно находится в таком состоянии, при котором все вопросы влекут за собой ясные и до отвращения простые ответы. Кажется, это называется просветлением. Человек, во многом предопределивший все дальнейшее развитие русской рок- и прочей музыки, создавший корабль мечты под кодовым названием "Аквариум", мог бы занять свое место в пантеоне славы, написав одну или две песни из того множества, которое нынче известно всем. Он их пишет до сих пор, десятками, прибавляя песчинки к неведомому берегу - этот поток и не думает иссякать. Вот только почему он предпочитает общаться, не снимая черных очков?

В. Некоторое время назад мы снимали телевизионный цикл "Спасет ли искусство мир". Вы в нем разговаривали с ученым Панченко. Вопросы, которые звучали, были о смысле жизни, о смысле искусства. Теперь ответы получены?
О. Мир не отчего спасать, для начала.

В. Вы считаете, что все в порядке в мире? Или он может и должен жить теми проблемами, что у него есть?
О. Он создает себе эти проблемы. Поэтому, лишив мир этих проблем, мы автоматически лишаем всю жизнь этого мира всякого смысла.

В. Это замечательная мысль, но ведь есть же какие-то болячки, от которых хотелось бы, чтоб человек выздоровел.
О. Вы знаете, если бомжи живут в грязной квартире, а потом приходят сердобольные люди и все вычищают, угадайте, через сколько времени квартира придет в прежнее состояние?

В. Была такая телепрограмма, когда ведущий вымыл бомжа, одел в костюм, что-то ему накупил и привел в телестудию. Тогда кровь еще так не лилась, и не было такого разгула жестокости - мне эта программа показалась удивительно бесчеловечной.
О. Но потом бомжу костюмчик-то оставили?

В. Ваша реплика выдает в вас человека веселого. Или вы серьезный человек?
О. Откуда же я знаю. Я не вижу себя со стороны.

В. И не занимаетесь собой?
О. Нет, а зачем? Есть масса гораздо более интересных вещей. Петь песни, писать книги, рисовать картины, строить дома. Так что, если вернуться к нашей теме, мир спасать не от чего. Иначе получается, что мир надо спасать от людей, которые в нем живут.

В. А если вернуться к вопросу о смысле жизни и смысле искусства?
О. Помогать этим самым людям. Другого смысла в этом нет. То, что в Евангелии называется "собирать себе сокровища на небесах". Это единственный смысл жизни., который возможен. Только помогая другим людям, мы можем стать лучше. Это все очевидно. Я думаю, на самом деле все так думают и так чувствуют. Кроме совсем уж окончательно загубленных детей.

В. Вы к Библии обратились давно? Философские книги давно начали читать?
О. Я их давно кончил читать. Но Библия не философская книга. Развлекательная литература, там же масса интересных историй рассказана.

В. И вы к ней обращаетесь, чтобы развлечься?..
О. Давно уже нет. Я ее прочитал несколько раз.

В. Вы сказали интересную вещь, что давно кончили читать философские книжки. Правда, жизнь делится на периоды, когда с жадностью что-то нарабатываешь, читаешь, а потом вдруг это перестает быть нужно...
О. Потому что книг, которые можно прочитать, пять-шесть максимум. Лао-Цзы, Библия, Бхагават-гита... что еще...

В. Почему вы начали читать эти книги, вы не помните первотолчок?
О. Помню отлично: хочется узнать правду о мире. Когда понимаешь, что в газетах и журналах правду не пишут, в развлекательной литературе обычной правду тоже не пишут, переходишь к развлекательной литературе высшего сорта, то есть к основным книгам человечества - их мало. Прочитав их, соответственно, говоришь: ну все, теперь я все знаю.

В. И уже не происходит переосмысления?
О. Когда рассеиваются все облака, остается чистое небо. В нем нечего менять.

В. Вы чувствуете себя в гармонии с миром?
О. Насколько мир позволяет быть с собой в гармонии. Когда не позволяет, чувствую себя в дисгармонии с миром.

В. А что тогда - депрессия, работать нельзя?
О. Печаль.

В. Но слово "развлечение" вы любите?
О. Я на самом деле так редко развлекаюсь. Просто я вспомнил Библию, это то слово, которое к ней лучше всего подходит. Понимаете, когда сравниваешь Библию с Кантом или с Гегелем, понимаешь, что рядом с этой скучищей Библия - колоссально развлекательная книга.

В. А те книги, которые вызывали тоску?
О. Я их никогда не стал бы читать. Тогда нужно читать записки пациентов сумасшедшего дома. Разницы между Ницше и сумасшедшим никакой. Человек пишет о том, чего не знает, не имея информации ни о чем, придумывая все на ходу...

В. Но он таким образом выражает себя и свое понимание мира.
О. Вы знаете, любой человек выражает себя. Можно выйти сейчас на Садовое кольцо - каждый может написать книгу такую же, как Ницше.

В. Ну да, и вы выражаете себя и свое понимание мира, когда пишете и поете свои песни.
О. Думаете? Может быть. Я как-то не думал об этом. Может быть.

В. На само деле всякий человек хочет прокричать что-то свое.
О. Какая скучища нечеловеческая. Вот стоит Садовое кольцо, и все кричат: послушайте меня, послушайте меня! Ужас. А если весь земной шар закричит: послушайте меня! Ведь никто же никогда не услышит ничего вообще.

В. А как быть?
О. Представляете, насколько тактичны и вежливы люди, что они подавляют в себе этот чудовищный импульс.

В. Только одни наглые артисты и художники выражают себя...
О. Артисты не навязываются.

В. Борис, трудно быть кумиром?
О. Если хотеть им быть - наверное, трудно. Не хотеть - можно не быть.

В. Я имела в виду, что масса молодых и немолодых людей идет на чье-то выступление, потому что в данный момент их души, их уши настроены в резонанс с вами и вы таким образом выражаете не только что-то свое, но и этих людей.
О. Да. Да. Да.

В. Значит, вопрос не в такте. Мир, конечно, устроен замечательно. То есть, наверное, существует какая-то высшая гармония, которую мы просто не знаем.
О. Знаем. Она в нас. Она изначально в нас.

В. Но в нас и дисгармония.
О. Дисгармония у нас в головах. А гармония в самом существе.

В. Голова-то на плечах, если только ее снять...
О. Нет, ее просто очистить нужно.

В. Как?
О. В принципе, техник много, они все основаны на одном: нужно делать хорошо другим человеческим и вообще живым существам. Только помогать им - тогда голова начнет прочищаться. Когда она прочищается настолько, что становится ясна сама суть, тут уже какие-то техники можно применять, чтоб быстрее все это произошло: молиться. Все техники, которые можно получить, есть в святоотеческих писаниях. Скажем, такая книжка откровений "Рассказы странника своему духовному отцу", которая повествует об умной молитве. Та же самая медитация. Те же плоды. То же ощущение.

В. Вы себя ощущаете православным человеком?
О. Я себя ощущаю человеком только. Не буддистом, не православным. Я всем интересовался, скажем так.

В. А почему в прошедшем времени? Вы все получили и теперь отдаете, или все-таки есть что-то новое, что иногда узнаете?
О. Новое можно узнать всегда, как мне кажется. Вопрос в том, на какой основе, на каком фундаменте. А когда с фундаментом становится все ясно, когда знаешь, что за облаками находится небо, тогда волнений не возникаете.

В. Так вы счастливый человек?
О. Я хочу сказать для всех, что каждый уже счастлив, только не понимает этого. За облаками небо - это факт жизненный. Поэтому волноваться нет смысла. Все в порядке. Оно там. Я не могу себе представить, что облака вдруг расходятся, а неба нет. Такого не бывает.

В. А вдруг какой-нибудь ядерный взрыв, и неба нет, а только гриб ужасный?
О. Так гриб все равно на фоне неба.

В. Погибель не страшна?
О. Не-а. А чего бояться? Все туда перейдем. В гроб.

В. А за гробом что?
О. Для тела ничего. А дух, как энергия, не пропадает, трансформируется.

В. Борис, скажите, общаться с другими людьми вам интересно или не очень?
О. Когда как. Большую часть времени я хотел бы как раз не общаться, а приходится. Знаете, стандартная ситуация: звонит телефон, звонит постоянно. Ты кладешь трубку, он звонит. И ты сорок первому собеседнику говоришь: дорогой, я все понимаю, вам нужно что-то узнать по этому поводу, но ведь вы звоните мне, потому что я песни пою? Он говорит: да. А чтобы песни петь,. я должен их писать? Он говорит: да. А когда я буду их писать, когда я уже три с половиной часа говорю по телефону? Он говорит: да, но с нами-то нужно поговорить.

В. Вы публичный человек...
О. Нет, я частный человек, я не публичный.

В. Вы публичный человек, потому что артист.
О. Артист я на сцене. Дома я не артист.

В. А как вообще это разделяется? Хорошо разделяется?
О. Это нужно у жены спрашивать.

В. Жена вами довольна? Вы никогда не спрашивали: довольна ли ты мной, дорогая?
О. Неудобно. А вдруг скажет - недовольна? Страшно.

В. А когда вы пишете или исполняете что-то, вы испытываете удовлетворение?
О. Удовлетворение огромное. Это самое лучшее, что может происходить на самом деле. Одно из замечательных ощущений, когда песня дописывается, и наконец все встает на свои места. И первые несколько раз, когда я ее пою, это удовольствие значительно выше среднего. А потом, после пары тысяч исполнений, она начинает немного стираться. Иногда потом все опять возобновляется.

В. Вы человек добрый?
О. Думаю, что нет. Чего во мне доброго. Я реалист.

В. А как человек недобрый может думать, что жизнь состоит из того, что надо помогать другим людям?
О. Это констатация факта. Я всегда думал, что лучше делать, чем говорить. Так меня научили.

Ольга Кучкина
"Известия", 20 февраля 1998
Статья сохранена Ириной (Иркой) Воронежской